[longislands]

Мдя. Смешно было думать, что с наступлением светлого сезона проблемы решаться сами собой.
Не хочется нести сюда всякие гадости; я вот о чем - в свое время, когда я переставляла систему, у меня потерялась папка с самыми разными стихами, найденными в сети. Обидно; никак не восстановишь, разве что то, что помню наизусть.
Я сюда постепенно накидаю то, что получилось наскрести и найти заново. На всякий случай)
У большинства стихов копирайта я не знаю. К сожалению.

Я не знаю, как петь - у меня не осталось слов...

Я не знаю, как петь - у меня не осталось слов.
Можно вспомнить, но знающий правду - нем.
Если я виновата в том, с тобой тепло,
То не думай об этом. Что толку в моей вине?
Они всегда стреляют не целясь, наверняка.
Иногда попадают, но это - не более, чем обман.
Представляю тебя защитой от сквозняка.
Иногда удается, но стыдно. Должна - сама.
Пятна на солнце едва ли возможно смыть.
Даже не важно, где ты, не важно, с кем.
Не имеет значения, как празднуют смерть зимы
Дети медных богов, играющие в песке.
Далеко не в первый (но не в последний) раз,
Мысленно - только мысленно! - провожаю тебя домой.
И за нами следит всеобъемлющий лунный глаз.
А подробности, как всегда, расскажу письмом...


Они ловили хитрую рыбу кайф в дырявые сети.
Леты, стиксы и лимбы расступались под их веслом.
Она не боялась ни бога, ни собственной смерти.
Он писал книги, от которых становилось светло.
Они беззлобно дразнили любителей хэппи-эндов.
Они знали, что все конечно, но многое надо успеть.
Она с колокольни плевала на все реноме и кредо.
Он никогда не был трусом, хотя вряд ли играл в хоккей.
Они нарочно не давали определения слову "счастье",
но при этом прекрасно знали, из чего оно состоит.
Она имела в виду официальные штампы-печати.
Он любую радость всегда разливал на двоих.
Их встречи делились на любовь и прогулки по крышам.
Их руки были чисты и предназначены для чудес.
Их желания исполнял вечно пьяный эльф Чижик-Пыжик.
Она умела гадать на кофейной гуще, он - на воде.
Они были знакомы дольше, чем исчисляется время.
Глядя на них, судьба сокрушенно цокала языком.
Он один знал, как заставить ее дожить до апреля.
Она для него смеялась - запрокинув голову и легко.

30-31.01.03 г.


Экзюпери - мы с тобой говорили об этом, помнишь? -
Все наврал про тех, кто, оказывается, в ответе.
На этой планете слишком сильный ветер
И слишком медленно ездит скорая помощь.
И меня давно подмывает сложить костерчик
Из отучающих действовать умных книжек.
Оба знаем - попытка стать хоть немного ближе
Обернется чередой пугающих многоточий.
Мы, конечно, сумеем смириться с эхом
И молча смотреть друг на друга, не прикасаясь,
Пока не перечеркнет, не смоет дождей косая,
Пока не станет совершенно некуда ехать.
Но вне всякого расписания отходит поезд
Для взрослых людей, склонных к бесплатному риску.
So close. No matter, how far. Удивительно близко.
Вскочить на подножку - и в путь. Знаешь, еще не поздно...
(с)
Автор этих трех - Strаy Cat

Нас отдали на закланье - нас поймали отраженья (с)

...Существует пророчество о том, что когда существа, заточенные внутри зеркал, решат вырваться на свободу, люди услышат звон их оружия...

Мы мчимся всегда поперек линейных и заданных, легенды разбрасывая по округе. Мы - скифы на севере, кельты на западе, и эфиопы на юге. Нам просто и весело ассимилировать - всегда, все равно, кем казаться. Мы можем быть черными, белыми, сирыми, жить в хижинах, замках, казармах. Мы голь перекатная, тень заоконная, мы сумрак на дне мироздания. Мы нечто извечное, но незаконное. Созвучия, а не создания.
Нас нет среди глянцевых, нет среди бедственных, мы есть за закрытыми веками. Мы, духи, - предчувствия, а не последствия. Мы эхо ночное за реками, мы невидаль за морем, сказки за тридевять, песок сквозь несжатые пальцы...
Нас можно увидеть, а можно и выдумать. Здесь главное - не испугаться.
Мы - то, чем не стали вы. Пепел случайности. Мы смотрим в глаза вам из зеркала. Мы есть отражения вашего тайного. Того, что когда-то померкло.
(с) Velsa

Рассвет золотые травы расчесывал гребнем ветра. Тебя позвала я с башни - вновь не было мне ответа. А в небе сплелись узором обрывки неспетых песен, и мне, белокрылой чайке, вдруг мир показался тесен. Когда-то меня учили - словами играть опасно, но я выбирать не стану меж черным и темно-красным. Мой меч - осока с болота, иного мне и не надо, и плащ мой соткан из пыли, и ты - не моя награда. Но ветви столетних сосен опять пожирает пламя, и, значит, судьба нам снова встречаться в небе глазами. Пока не забылись слова древнейшего Откровенья, тебе - или нам обоим - наш Бог дарует прощенье.

"Он пел - и строка его текла печально, как черная река, звеня, рассыпались зеркала на лица и блики, и время качало головой, летая задумчивой совой над тем, кто нашел какой-то свой путь в мудрые книги. Огонь обжигал его уста, гитары сухая береста пылала - и в запахе костра мне слышались крики..."
"А ночь плавно уходила в степь, с ней вместе уходила его тень, он сам отпустил ее - затем, чтоб рук не вязала... Слеза в ожерелье янтаря сверкала при свете фонаря, как будто заря всходила для притихшего зала. Он пел - словно падала звезда, он пел - словно шаг, и нет следа, он пел, что никого и никогда река не держала..."
"Движенье от Братства до родства, от Дня всех Святых до Рождества, цветы и руины торжества в декабрьской стуже - и ноты сошлись в один узор, и в полночь явился дирижер, и все мы обратили к нему взор и стали послушны. Он пел - и мы молились на него, он пел - и мы плевали на него, он пел - и мы не знали никого, кто был его лучше!"
"Сними пальцы с проводов и струн - все песни расходятся к утру, строка отлетает на ветру и меркнет в рассвете... Тела, заплетенные в любви, сорта драгоценнейших из вин, крестил сероглазый херувим ударами плети. Хэй, вы! Задержите новый год, часам указав обратный ход! Он спел, спрыгнул с берега на лед - и стал незаметен..."
"Он пел - и строка его текла печально, как черная река, звеня, рассыпались зеркала на лица и блики, и время качало головой, летая задумчивой совой над тем, кто нашел какой-то свой путь в мудрые книги. Огонь обжигал его уста, гитары сухая береста пылала - и в запахе костра мне слышались крики..."

это знатные леди изменяют своим лордам с менестрелями - я же не вправе изменять своим менестрелям даже с Лордом.

"Не пожелай себе того, чего не можешь полюбить - то же, что любишь, и так твое".

От Элли with love
Stray Cat
Ну, всё, на дорожку сели, не плачь, всё ж не на войну.
Давай, не психуй напрасно, чугун – не латунь, не медь.
В Канзас, и не мешкай, Элли, а я тебе черкану,
как весело и прекрасно веками в тайге ржаветь.

Севыч (sevich.livejournal.com/124895.html)

Здравствуй, далекий близкий, железный мой дровосек.
Твое письмо добиралось месяц и десять дней.
Лучше б купил компьютер – великое дело Сеть.
Но все равно, спасибо, что все еще пишешь мне.

Надеюсь, тебе получше – мерзкая вещь артрит.
Куда же девал масленку – посеял, небось, в лесу?
Прошу тебя, будь внимательней и за собой смотри,
хоть пару раз в неделю ешь-ка горячий суп.

Вчера позвонил Страшила – от жевунов привет.
А Лев уехал в Израиль, похоже, на ПМЖ.
Думаю, будет счастлив – пусть и не ближней свет,
но все-таки он Абрамович, хоть и не трус уже.

У нас разгулялось лето. Можно сказать, жара.
Отключили горячую воду (имела я ЖКХ!).
Неполиткорректные суки ополчились на гей-парад.
В стране ничего не меняется (грустненькое «ха-ха»).

Недавно вот вспоминала, как мы Бастинду – водой.
И как ты смеялся после, хватался аж за живот.
Дескать, «смелая девочка прицельно метала дом,
а после помыла пол – и кончилось колдовство».

Твой смех – лучший звук, наверно, во всех мирах,
и я его не забуду (без пафоса!) никогда.
В этом чертовом слове – безнадега и липкий страх,
но я его отгоняю. Как взрослая. Да-да-да.

Сейчас четыре утра, слушаю Summer Time.
Хочется разреветься, да не можется, вот беда.
Твоя сумасшедшая Элли, любимый, уже не та
и башмачки Гингемы спрятала на чердак.

Больше не верю в дороги из желтого кирпича.
Если приводят к храму – все равно не ведут к тебе.
Что-то не то карябаю. Лучше бы замолчать.
Зачеркну последние строчки – ты не читай, забей.

Из головы нейдет, милый мой iron man,
как ты вернул мне сердце – теплый живой комок.
Мы верно тогда решили – не надо прощальных сцен.
Ты бы со мной поехал. Наверное. Если б мог.

Тот красный тугой мешочек храню, как последний жмот,
в шкатулке, средь лоскутков, в самом нижнем ряду.
Что сделано – не воротишь. Не поможет и приворот.
Ты, наверное, чувствуешь, как я тебя не жду?

Ну вот, переходим к главному. Отвечаю в последний раз –
еще немного, и сердце сломается, как часы.
Прошу, позабудь мой адрес и не пиши в Канзас.
Я рожаю в июле. Сказали, что будет сын.

Я решила использовать последний, возможно, шанс.
Ведь ты – это только письма, вот уже пятый год.
Надеюсь, что не осудишь. Впрочем, тебе решать.
Ко мне переехал Гудвин. Он славный, когда не пьет.

24.06.06 г.
(Там целый цикл взрослых и циничных персонажей Изумрудного города. Надо найти!)