воскресенье, 21 ноября 2010
тадамЯ не знаю, как петь, – у меня не осталось слов.
Можно вспомнить, но знающий правду – нем.
Если я виновата в том, что с тобой – тепло,
не думай об этом. Что толку в моей вине…
Они всегда стреляют, не целясь, наверняка.
Порой попадают, но это не более, чем обман.
Представляю тебя защитой от сквозняка.
Иногда удается, но стыдно. Должна – сама.
Пятна на солнце едва ли возможно смыть.
И неважно, где ты, даже неважно, с кем.
Не имеет значения, как празднуют смерть зимы
дети медных богов, играющие в песке.
Далеко не в первый (но не в последний) раз
мысленно – только мысленно – провожаю тебя домой.
И за нами следит всеобъемлющий лунный глаз.
А подробности, как всегда, перешлю письмом…
***
Как калькулятор, считаю, считаю, считаю дни…
Ты занимаешься тем же, хотя упрямо молчишь.
Черт из омута вкрадчиво шепчет: «Тони, тони!».
Ну уж нет. Пока побарахтаюсь. Дудки! Шиш!
It depends, моя радость. Конечно же – it depends.
Мы зависимы. У каждого – по десятку «от».
Как обедневший денди, что тратит последний пенс
на чистку штиблет (какой же он, право, мот!) –
мы, ничтоже сумняшеся, такие подписываем счета,
что повалят в обморок надежный швейцарский банк.
Хвост виляет собакой. Она хочет избавиться от «хвоста».
Тебя ожидает Мосбан, меня – сиамский близнец Ленбан.
Под бурчание тех, кто уверен, что все это – очень зря,
и благами намереньями устилает мне путь в тюрьму,
рисую тебя одетым в шелестящие листья календаря
и надеюсь, что вскоре оборвем их по одному.
Вдвоем мы куда богаче, чем пресловутый Крез.
Там, где ступаем мы, – начинает расти трава.
Любви – параллельно. Она не знает про «it depends».
И это – то главное, в чем она целиком права.
***
Я умная, радость моя. И это клеймо – не смоешь.
Ты не можешь представить, сколько я понимаю, на самом деле…
Я сбегаю в романтику лишь по службе – как Ленин в Польшу.
Нам надо дожить до марта. А потом – дожить до апреля.
Москва без тебя – пуста, и Питер ничем не лучше -
как сто обезлюдевших городов из «Марсианских хроник»…
Чей-то пристальный взгляд наблюдает, как мы друг друга учим
обращаться заново в светлых, смешных, влюбленных.
Но я умная, радость моя. Да и ты – будь здоров. Воздушные замки –
не для меня… не для нас… не пристало реальность рушить.
Ну разве что изредка, на крайняк – когда совсем замерзаем,
и Алмазная Дева с секирой приходит по наши души.
Но ты только попробуй представь, как я уже всех достала
этой рельсово-бесконечной междугородней темой!
Я умная, радость моя. И засыпать под одним одеялом –
конечно, утопия… И чертова зимняя темень,
что никак не кончается, хотя календарь говорит: «Пора бы!» –
так утомила тебя – до морщинок у глаз… я вижу.
Перемещения – по отнюдь не прямой траектории краба.
Но почему-то в итоге – подкожно. Все ближе, ближе…
Я умная, радость моя. Молчу – не значит, что не врубаюсь.
Я тебя отыскала – помнишь? - по тонкой ниточке пульса.
Да и ты заметил меня, хотя я не вешала банер
рекламный. Они не знают, как это бывает. Пусть их…
Тоска по голосу твоему - не в обрывках «асечных» разговоров,
а по живому, со всеми нюансами отзвука и расцветки.
Мы все сумеем, мы скоро встретимся, скоро
обнимемся… нужно ли что-то еще? Моя двадцатая сигарета
за день – это нормально, практически вбилась в пачку.
То, что есть у нас, - не должно обернуться пылью.
Руны, Таро, гороскопы – почти ничего не значат.
И наступающий день в зрачках твоих – бьет навылет.
***
я тебя... как никто... никого... никогда...
я скучаю... молчи... и уткнуться в плечо...
я дождусь... я смогу... не предам... не отдам...
где болит?.. а сейчас?.. а сейчас - горячо...
как никто... никого... навсегда... никогда...
ближе кожи... семья?.. да какая семья...
и оттуда сюда... и отсюда туда... поезда...
ненавижу прощаться... прощаться... и я...
как никто никого... почему-то... не плачь...
ты вернешься?.. я скоро приеду... ну да...
мне пора... на перроне краснеет "стрела"...
ненадолго совсем... ерунда... не беда...
уезжай... торопись... я потом откричу
все тоску по тебе... словно выстрел в живот...
я дождусь... доживу... излечу... по чуть-чуть...
я ведь тоже тебя... как никто... никого...
***
...и нет рук для чудес,
кроме тех, что чисты.
Б. Г.
Они ловили хитрую рыбу кайф в дырявые сети.
Леты, стиксы и лимбы расступались под их веслом.
Она не боялась ни бога, ни собственной смерти.
Он писал книги, от которых становилось светло.
Они беззлобно дразнили любителей хэпи-эндов.
Они знали, что все конечно, но многое надо успеть.
Она с колокольни плевала на все реноме и кредо.
Он никогда не был трусом, хотя вряд ли играл в хоккей.
Они нарочно не давали определения слову «счастье»,
но при этом прекрасно знали, из чего оно состоит.
Она имела в виду официальные штампы-печати.
Он любую радость всегда разливал на двоих.
Их встречи делились на любовь и прогулки по крышам.
Их руки были чисты и предназначены для чудес.
Их желания исполнял вечно пьяный эльф Чижик-Пыжик.
Она умела гадать на кофейной гуще, он – на воде.
Они были знакомы дольше, чем исчисляется время.
Глядя на них, судьба сокрушенно цокала языком.
Он один знал, как заставить ее дожить до апреля.
Она для него смеялась - запрокинув голову и легко.
***
Эта классика жанра, любимый, - без слез и с прямою спиной.
Искорежить, что нажито. Не длить ни разлук, ни прощаний.
Я б сломалась, наверное. Но только – есть несколько «но».
Ну а швы не заметят, как мы по ним затрещали.
Не звонить. Не писать. Горделиво молчать в SMS,
проклиная стократно «Мобильные телесистемы».
Не бояться волков, уходя в зачарованный лес.
От мигрени хронической лечиться свинцовым кистенем.
И в бездонную ночь опять издыхать от тоски,
разгребать тучи спама (английский нарощенный пенис).
Выбирать постоянно меж «abort», «retry» или «skip» -
выбирая «retry». Забывая и думать о «cancel».
Что случится потом – я узнаю. Но только – потом.
И за косточкой косточка – ляжет «рыба» в моем домино.
«От винта», говоришь? А если напиться – «винтом»?
Подари мне улыбку… Так больно, что даже смешно.
И назад тому несколько сотен замыленных лет
эту боль отрихтуют Ли Бо и, возможно, Исcа.
И откуда-то сверху - вальяжен, уверен и слеп –
Пограничный Господь дивится моим чудесам.
***
Никак не могу придумать, чем тебя одарить
за то, что ты есть, моя темноглазая радость,
усмирившая перманентно воюющий сектор Газа,
доказавшая, что воздух содержит не только иприт.
Никак не могу придумать, как тебе рассказать
о том, что не поддается вербальному выраженью.
Но ты ведь чувствуешь, как светлеют мои глаза...
Ради тебя - стану той самой красивой мишенью.
Никак не могу придумать, чем тебя отогреть -
похоже, подзатянулся поход на Северный полюс.
Поверь, жизнь все равно прекрасна... А смерть -
не страшна совсем. К тому же, наступит после
того, как я-таки надежный придумаю метод
сохранения натуральной структуры тепла -
безо всяких припарок, примочек, таблеток...
Любая боль - не боль, если делится пополам.
Улыбайся. Дыши. И - оставайся светлым.
***
- Все меняется... к лучшему? - Я полагаю, что - да.
И атлант пошевелит плечом, сотрясая основы.
В наших чашках сегодня - не чай, а живая вода.
Я люблю тебя, жизнь, хоть порою ты пахнешь хреново.
От внеплановой вязки рождается странная помесь,
и ее красота ясна далеко не для всех.
Между двух городов, где от стен отражается смех,
я сегодня не сплю и пишу нашу долгую повесть.
Все пути начинались от наших дверей, и мы выбрали - этот,
далеко уводящий от "просто стрельнуть сигарет".
Иногда даже черная кошка становится доброй приметой…
- Все меняется... Ты не уйдешь? - Ну конечно же, нет.
***